Если у Вас возникнет интерес к новой науке о чарующем и устрашающем поведении всех живых существ на планете и Вы захотите быть в курсе ее развития и достижений, присоединяйтесь к моим блогам в ЖЖ И страницам в сетях и подписывайтесь на них
Тому, кто поможет продвижению новой науки в массы,
СЛАВА!
Книги создателя фасцинологии
Владимира Соковнина о проблемах фасцинации являются первыми и пока единственными в мире. Теперь все книги по фасцинологии, а также книгу "О природе человеческого общения". можно бесплатно скачать на: http://www.koob.ru/sokovnin/
Гимн Франту
Франт - это феномен!
Кто они, эти щеголи и пижоны, объекты подражания, восторга и язвительных насмешек?
Владимир Даль определяет франта так: "Хват, щеголь, модник - самый модный, изысканно одетый", франт "держит форс", форсит.
И какими только эпитетами их не наделяют! Франт - петух (вырядился как петух!), павлин, гоголь, красавчик, пижон, фраер, шут, фат, хлыщ, фигляр, клоун, пугало, фанфарон, паяц, ферт, форсун, гаер, буффон, кривляка, ломака и даже… "обезьяна" ("ишь, крутится, как обезьяна!"). Франт проник и в блатной словарь: воры волокиту, пожилого ловеласа зовут "шалун".
Можно подумать, что франтов не любят и презирают. И это вполне извинительно - ведь франт всегда выделяется, он заметен, а значит подвержен всеобщим пересудам и оценкам. А уничижительно оценивать все необычное, выделяющееся из серой массы - это так привычно для человечества.
Франт не просто моден, он образцово-показательно моден. Даже если он одет старомодно, он так одет и так носит одежду, что всякому понятно, что это шик . Другими словами, франт может быть одет и несовременно, но он все равно остается франтом, так умеет подать себя и так на нем сидит то, что сегодня старомодно. Так выглядели в постреволюционное время некоторые интеллигенты царских времен, ходившие с тросточкой и в шляпе.
Франт, щеголь - неизменная принадлежность высшего света всех времен. Так, характерной фигурой светской жизни, завсегдатаями светских салонов Европы в XVII-XVIII веках были петиметры, светские львы, щеголи. Петиметры были обязательными фигурами великосветских европейских салонов точно так же, как доги и терьеры составляли неотъемлемую составляющую замков английских лордов. И если личности творческие, уважающие себя стыдились прослыть петиметрами, оставаясь при всем при том очень часто оригинальными франтами, то для большинства золотой молодежи эпохи слава светского льва и петиметра была верхом мечты.
Можно сказать, что петиметр выполнял своеобразную и немаловажную светскую функцию: быть одновременно забавой, душой пустой очаровательной беседы, предметом флирта и коммуникативной легкой драматургии. При живости ума и определенном уровне остроумия петиметры становились фасцинаторами салона и без них трудно было обойтись. Как пишет Э. Фукс, петиметр - "это первый чин на службе галантности", он "не официальный любовник, не чичисбей (постоянный спутник на прогулках), состоящий при той или другой даме, он - любовник всех дам", а "разыгрывать роль петиметра - такова честолюбивая мечта каждого молодого человека, и притом в каждой стране". Были петиметры подчеркнутыми щеголями, типичными представителями золотой молодежи, законодателями моды, и говорили они на особом жаргоне, "причудливо соединяющем изысканность с цинизмом и откровенной непристойностью". В Париже был даже "основан шуточный "Орден петиметров", наподобие мальтийского, члены которого обязывались вести разгульную жизнь, не верить в женскую любовь и т.д." (1)
Мало кто из самых известных людей того времени избежал моды прослыть светским львом. Сами королевские дворы служил тому образцом и соблазном.
Но и в деревнях всегда есть свои щеголи. У щеголей в русских деревнях вплоть до середины XX века особо ценились хромовые сапоги в гармошку и "со страшным скрипом". Чтобы скрип был хорошо слышен, подкладывали в качестве стельки березовую бересту. Скрип стоял в самом деле "страшный" и особенно "пронзительным скрипом" щеголяли.
Франт - это образ
Так-то оно так, но присмотримся повнимательнее к самим франтам, к их неуемному желанию выделиться - модностью, щегольским одеянием и стремлением нравиться.
Сначала присмотримся к общеизвестным и безусловно любимым героям литературы и кино.
Вот хрестоматийный герой Чарли Чаплина: маленький, тщедушный, бедный, нелепый. Но спортивен, подтянут и натянут как струна. И одет с претензиями на франтовство: потертый сюртучок, пусть и помятая, но бабочка, котелок, ловко сидящий на роскошной шевелюре. Опять же тросточка, которой он ловко манипулирует - никакому столичному франту не уступит. И усики - щегольские, с претензией. И забавно-манерная пластика движений. Законченный франт. Только нищий. Нищий франт. Есть в этом что-то забавное и трогательное одновременно. Это гениально уловил Чаплин, создавая своего героя. Может показаться странным, но, на мой взгляд, именно эти, гениально найденные Чаплиным детали смешного, почти жалкого франтовства делают его героя близким, теплым, своим. Это хорошо уловил и Ж.Садуль, написавший одну из лучших биографических книг о Чарли Чаплине.
Нечто подобное герою Чаплина создали авторы фильма "Праздник святого Иоргена", где подвижного франтоватого бродягу и мошенника с бабочкой на голом теле играет Игорь Ильинский.
Не лишен франтовства и другой мошенник, хромое дитя лейтенанта Шмидта пан Паниковский в великолепном исполнении Зиновия Гердта.
Кстати, тут же вспоминается Кот Бегемот Михаила Булгакова. Кот не лишен манер и манерности, и у него претензии на щеголеватость. И даже бабочка присутствует в нелепом одеянии. Ох уж эта вечная франтовская бабочка!
Франт и Евгений Онегин. Он "в одежде был педант, и то, что мы назвали франт" и "как денди лондонский одет". Денди Пушкин не мог не наделить своего любимого героя чертами франта, иначе Онегин перестал бы быть "героем своего времени".
Но и лермонтовский Печорин тоже франт! К тому же язвительный: издевается над Грушницким за его…нелепое пошловатое франтовство: вырядился в кавказскую шинель и прочие аксессуары "кавказскости" и встал в позу "обиженного героя".
Хлестаков тоже франт, хотя и несколько фиглярского толка, и поэтому как-то по-смешному мил, извинителен, и вполне симпатичен. Гоголь о нем говорит в предисловии к пьесе: "Модно одет". Художник Мстислав Добужинский в рисунке к спектаклю "Ревизор" великолепно изобразил Хлестакова как совершеннейшего пижона. Бог ты мой! Ведь изрядной долей желания выглядеть щеголем Гоголь наделил даже Акакия Акакиевича с его потаенными "прожектами" о том, какую бы шинель "этакую" завести.
Но если искусство усыпано героями-франтами, стало быть франт - явление серьезное, как сказали бы философы - социальное. А значит в самой жизни обязан быть во все времена образец франта, его "ходячий", живой идеал.
Классический Франт
Выдающимся, классическим франтом Европы, прообразом всех денди XIX - начала XX вв. был непревзойденный лондонский франт Джордж Брайен Браммелл, отец-основатель новой формы утонченного "концептуального" франтовства - дендизма. Приведем несколько выдержек из трудов и книг о Бреммелле ( 2) , чтобы увидеть, каким был классический франт, Франт с большой буквы, покоривший всю Европу.
Биограф Браммелла Джесси описывает его как мужчину с красотой Аполлона, высокого роста, с прекрасной фигурой, красивыми руками, удлиненным лицом с рыжеватой бородой и со светло-коричневыми волосами. Черты его лица изумительны, форма головы - прекрасна, лоб - удивительно высок. Весь его облик говорит скорее о духовных, чем о физических наклонностях. Выражение лица - чрезвычайно интеллигентное.
Уже в юные годы Браммелл проявил свой талант: гениальное умение одеваться, удачно сочетавшееся с находчивостью и остроумием, чем он и покорил принца Уэльского, будущего короля Георга IV, и высшее придворное общество. А был он тогда всего лишь корнетом.
Если щеголи его времени изо всех сил старались выделяться своей одеждой и поведением, Браммелл был одет просто, строго придерживался принципа, что одежда определяется законами приличия, избегал ярких красок, всяких украшений и побрякушек.
Со временем, с возрастом и приобретенным опытом высокой элегантности, одеваясь по-прежнему безупречно, Браммелл приглушил цвета своей одежды, упростил покрой и носил ее, не думая о ней. Он достиг таким образом той вершины искусства, где оно уже соприкасается с природой. Впрочем, Браммелл стремился производить впечатление более возвышенными средствами. На него смотрели как на существо исключительно чувственное, хотя даже красота его была духовна. На самом деле, он блистал скорее выражением лица, нежели правильностью черт. Манера держать голову у него была красивее лица, а осанка превосходила совершенство форм. Послушаем, что говорит Листер: "Он не был ни красив, ни дурен; но было во всем его существе выражение утонченности и сосредоточенной иронии, а в глазах - невероятная проницательность".
Его положение в английском обществе являлось следствием его эстетически совершенного вида. Он пожинал восхищение, которое заслуживал его бесспорный вкус. Он имел тонкое очарование благородной и изысканной непринужденности, которой действительно отличался.
В романе "Пелем" образ Браммелла изображен так: "Передо мной стоял современник и соперник Наполеона, властитель в большом мире элегантности и галстуков, могучий гений, перед кем преклонялась аристократия и кого стеснялась мода, тот, кто одним кивком головы покорял высшее дворянство".
Хотя в одежде, которую он носил в течение дня, кое-что напоминало о веселом мире рококо (нередко - голубой фрак, фрак Вертера с золотыми пуговицами), по вечерам он всегда появлялся в темно-синем фраке, белом жилете, черных лакированных ботинках. Этим он предопределил основную форму достойной мужской одежды, которая вскоре стала обязательной. Одно из устремлений, которому Браммелл следовал всю жизнь, и посредством которого властвовал в светском обществе - быть покорителем мира моды. Здесь он демонстрировал свое абсолютное первенство. Именно Браммелл изобрел знаменитый фрак, ставший фирменным одеянием всех денди Европы.
Биографы называют Браммелла одним из выдающихся мастеров развлекательного "искусства" Англии. А это было искусство драматургического ведения беседы, интриги, парадокса, яркой запоминающейся метафоры, остроумной шутки, каламбура и тонкого анекдота. И непременной язвительности, насмешки и усмешки.
Власть Браммелла над его эпохой усиливало его поражавшее всех умение тонко, изящно и одновременно убийственно высмеивать. Именно дар иронии сделал его величайшим мистификатором, какой когда-либо рождался в Англии. С удивительным мужеством он мог поражать острием своего слова людей, превосходящих его и своим положением, и талантом. Он имел смелость язвить даже в адрес своего высокого венценосного покровителя и друга короля Георга IV. А это было уже более, чем обычная смелость. Это был принцип. Можно назвать это и глупостью, так как в конце концов Браммелл за это поплатился.
Будь то хвала или порицание - слово Браммелла решало все. В Англии даже женщина безумно влюбленная, прикалывая цветок или примеряя наряд, больше заботилась о суждении Браммелла, чем о радости, которую она доставила бы своему возлюбленному.
Такой человек очаровывал и великих духом. Среди почитателей Браммелла был и Байрон. Говорят, что он однажды сказал, что скорее хотел бы быть Браммеллем, чем Наполеоном.
Браммелл родился в 1778 году. С 1799 по 1814 год не было в Лондоне ни одного раута, ни одного празднества, где бы присутствие великого денди не стало торжеством, а его отсутствие - несчастьем. Газеты заранее помещали его имя во главе списка самых именитых гостей. Рассказывали, что госпожа де Сталь едва ли не пришла в отчаяние, не понравившись ему.
Как представитель дендизма Браммелл никогда не был превзойден. Только он господствовал абсолютно. Все последующие денди духовного склада принадлежали миру эстетической культуры и литературы. Но все они в большей или меньшей степени копировали Браммелла.
Что ни творец, то и франт!
Подражал "лондонскому денди", - и Браммеллу, и Байрону сразу - молодой Александр Пушкин. Демонстрационное франтовство его и эпатаж широко известны, отмечены современниками и биографами. В кого только он не выряжался в молодости: и в янычарских шароварах ходил, и рубаху красную надевал, и тюрбан на голове накручивал, и в цыгана наряжался. Эпатировал столицу как только мог. Успокоился же, как почти все современники дворянского сословия, на моде "денди".
Щеголями были молодые офицеры-декабристы. Во всяком случае многие из них. (3)
Денис Давыдов поражал не только своей лихостью и стихами, но и особенным неподражаемым щегольством, вызывавшим зависть.
Оскар Уайльд был законченным и концептуальным франтом-денди. Он возвел утонченное внимание к внешнему облику в философию жизни! Это он сказал устами своего героя лорда Генри: "Только пустые, ограниченные люди не судят по внешности" , это он создал воплощение Нарцисса и франтовской бездушной красоты - Дориана Грея, отделившего свою скверную душу от вечно молодого тела и отправившего ее в свой тайный, скрытый от глаз портрет.
Cергей Есенин эпохи денежного изобилия, кутежей и Айседоры Дункан - экстравагантный, подчеркнуто эпатажный франт.
Фрондирующим франтом бывал и Маяковский, как в молодую пору "желтой кофты" и скандалов в "Бродячей собаке", так и во вполне уже почтенном состоянии признанного коммунистами поэта, особенно после Парижа и Америки. Он, как свидетельствует Юрий Олеша, хвастался и показывал всем свои американские туфли на толстой подошве. Совсем как франты-стиляги конца пятидесятых - начала шестидесятых в СССР.
Умел модно со вкусом одеться и подать себя и Михаил Булгаков. Был он, можно сказать, умеренным франтом, элегантным и эстетствующим. И совсем не случайно ему так удались Воланд и Кот Бегемот - он знал толк в вариациях и тонкостях внешнего облика.
Был франтоват в оформлении внешнего облика Иван Бунин - достаточно посмотреть на сохранившиеся фотографии, которые очень точно дополняются воспоминаниями современников.
И королевский придворный, и заключенный, и палач
Королевские дворы Европы усеяны франтами, как лужайки цветами. Каждый уважающий себя аристократ при дворе считал для себя вопросом чести быть модным франтом и острословом, а аристократка из кожи вон лезла, чтобы перещеголять придворных соперниц. Соблюдая, насколько это требовалось, раритеты сословных предписаний о длине шлейфов, ширине шляп и высоте причесок. Можно даже утверждать, что франтовство - стержень этой придворной жизни французских королевских дворов. Одни прически королевы Марии Антуанетты и маркизы де Помпадур чего стоят (франт ведь явление не однополое, франтих тоже хоть отбавляй!). А русская императрица Елизавета половину своих императорских ежедневных трудов тратила на наряды и надзор за строгим соблюдением щегольской иерархии. Это она ввела в придворный этикет цензуру за нарядами и украшениями, при которой одеть платье или украшение более модное и щегольское, чем на императрице, приравнивалось к оскорблению ее императорского Величества и каралось очень часто отлучением от двора. После себя императрица-щеголиха оставила 6 тысяч платьев и тысячу туфель!
А вот франт "блатной" - знаменитый на всю воровскую Одессу дореволюционной эпохи Миша Япончик - Беня Крик в изображении Бабеля: придя в старому богачу Эйхбауму сватать его красавицу-дочь Цилю, Беня "был одет в оранжевый костюм, под его манжеткой сиял бриллиантовый браслет", а в другой раз, на похоронах безвинно убитого Иосифа Мугинштейна "на нем был шоколадный пиджак, кремовые штаны и малиновые штиблеты".
Возникает вопрос, на который утвердительный ответ сам собой напрашивается: а нет ли франтов … за колючей проволокой? Ведь попади Миша Япончик за решетку, вряд ли бы он избавился от привычки "хорошо выглядеть". Уж что-нибудь придумал бы.
Александр Солженицын, описывая "В круге первом" нравы "шарашки", находит там своего франта, разительно отличавшегося от сотоварищей по беде: "Хотя комбинезоны всем арестантам были выданы одинаково сшитые, но носили их по-разному. У Рубина одна пуговица была оторвана, пояс - расслаблен, на животе обвисали какие-то лишние куски ткани. На его пути молодой заключенный в таком же комбинезоне держался франтовски, его матерчатый синий пояс был затянут пряжками вокруг тонкого стана, а на груди, в распахе комбинезона, виднелась голубая шелковая сорочка, хотя и линялая от многих стирок, но замкнутая ярким галстуком". Этим франтом "шарашки" был Валентуля, талантливейший инженер-изобретатель Прянчиков.
Франты обнаруживаются не только в среде каторжников, но и в противоположном "лагере" - среди палачей. Знаменитый сахалинский палач Толстых, по свидетельству Власа Дорошевича, "одет щеголевато, в пиджак, высокие сапоги, даже кожаную фуражку - верх сахалинского шика". Другой палач, Комлев, отличавшийся жестокостью, для экзекуций "даже особый костюм себе выдумал: красную рубаху, черный фартук, сшил какую-то высокую черную шапку" (4) .
Франт вечен
Но быть может были в истории человечества времена, когда франты отсутствовали как "социальное явление"?
Мы встречаем упоминание о щеголях в литературных произведениях древней Греции и Древнего Рима. В эпоху Гая Юлия Цезаря сибаритом и франтом был Меценат. В эпоху императора Нерона славился франтовством сатирик Петроний, автор знаменитого "Сатирикона". Римские и греческие франты попали даже в поэзию - как предмет осмеяния. Очевидно, уже в этих цивилизациях к франтам было двойственное отношение.
Этнография дает свидетельства того, что по всему земному шару и у множества народов франтовство имело место, а у некоторых народов являлось чуть ли не родовым качеством. Так, Кеннет Рид наблюдая племя гахуку (Новая Гвинея) отметил, что мужчины племени "уделяют значительное внимание своей внешности. Обычно украшений на мужчинах намного больше, чем на женщинах". (5) Этнографических свидетельств щегольства у племен аборигенов можно было бы привести бесконечное множество.
Выходит, что франт какого-нибудь примитивного племени, живущего по правилам родового строя, и великосветский лев ХIХ столетия - явления одного ряда и по сути своей не отличаются друг от друга: и тот, и другой организуют свой внешний облик в такие формы, чтобы выделиться, привлечь внимание, поразить. У одного для этого пущены в ход особенно яркие перья в головном уборе, тщательная раскраска тела или глубокие особого исполнения рубцы на теле, у другого - самый модный костюм и особенная цветастая бабочка с шиком, какой ни у кого больше нет, а цель одна - произвести впечатление, вызвать восторг и зависть, фасцинировать, очаровать...
Откуда взялся франт в скромном человеческом племени?
Итак, над франтами потешаются и…прощают им их выкрутасы, их осуждают, но, как правило, не очень агрессивно, некоторых даже и любят. Их осыпают насмешками и… не сводят с них взглядов. Особенно женщины. То есть, как раз те, ради кого, по всей очевидности, и разворачивается франтовской маскарад: петушино-фатовской или аристократически-элегантный.
Что же еще объединяет всех франтов, к какому бы социальному слою они ни относились, какую бы щегольскую оболочку ни изобретали? Не проявляется ли во франтовстве закон актуального демонстрирования тела и внешнего облика, не представляет ли собой франт законченное воплощение действия этого закона?
Об этом - во второй части статьи.
Литература
1. Cм. о петиметрах: Фукс Э. Erotica. Галантный век: пиршество страсти. - "Диадема-пресс", 2000.
2. О Джордже Браммелле см. подробнее: Барбе д' Оревильи Ж. О дендизме и Джордже Браммелле. - М.:"Независимая газета", 2000; Отто Манн. Дендизм как консервативная форма жизни. Перевод с немецкого Алексея Богомолова (текст опубликован в 7 номере московского философского журнала "Волшебная гора", 1998)
3. См.: Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века). - Санкт-Петербург, 1994, глава "Русский дендизм".
4. Дорошевич В.М. Рассказы и очерки. - М.:1966
5. Кеннет Рид. Горная долина. - М.:Наука, 1970, с. 28.
Статья перепечатана из журнала "Фасцинология" , №1, 2003 г.
Нравится См. также:
контакт с автором: vmmss@mail.ru
