Гендель в ноябрьской Москве

Вчера дух Георга Фридриха Генделя витал в Зале имени Петра Ильича Чайковского...



Кто не попал - тот много потерял.
Великолепный Уильям Кристи и его фантастический ансамбль Les Arts Florissants давали генделевского "Иевфая". Причём, если верить анонсу спонсора, это была мировая премьера (не данной оратории, конечно, а именно кристиевской исполнительской версии).

Для немузыкантов поясню, что "Иевфай" (или "Иеффай") - не самая популярная оратория Генделя, поздняя и последняя (1751-1752) - в следующем году он полностью ослеп. Правда, в 1757 была сделана третья редакция оратории "Триумф времени и правды", но там был фактически старый материал.

Сюжет "Иевфая" взят из Книги судей, но трактован достаточно свободно. Либреттист Томас Морелл, по примеру некоторых современников, дал безымянной дочери Иевфая имя Ифис (Ифиза), ввёл дополнительных персонажей (жених Ифис - Хамор, мать Сторге, что по-гречески означает "Любовь"), а развязку изменил на оптимистическую (девушку не приносят в жертву по опрометчивому обету отца, но явившийся с неба ангел объясняет, что обет был понят неверно: Бог хочет бескровной жертвы - пусть Ифис отныне будет посвящена ему, и останется жить в навеки девственном состоянии). Нужно сказать, что для 18 века именно такая трактовка этого сюжета была очень органична, и тут переплелось многое: смысловые наслоения сюжета об Аврааме и Исааке, "Ифигения в Авлиде" Еврипида - Расина, и, конечно, опера Мишеля де Монтеклера "Иевфай" (1732), где девушку тоже назвали Ифис (имя, для французской оперы совершенно расхожее, но имеющее отношение и к Иевфаю, и к Ифигении).

Три акта весьма развёрнутой оратории пролетели на одном дыхании. Антракт был один, причём Кристи провёл черту в оптимальном месте: перед Симфонией третьей сцены второго действия, где дочь выходит встречать победоносного отца. Драматургия произведения от этого нисколько не пострадала, а в чем-то, может быть, и выиграла.

Про исполнение - что скажешь, кроме слов восторга...
Увы, у нас так не умеют. Или умеют только инструменталисты (наш любимый "Пратум интегрум"). Когда в дело вступает хор и выходят солисты, бывает по-разному. Ну, если только солистов позовут импортных, тогда - да.

Идеальный звуковой баланс. Идеальная естественность дыхания музыки: нигде не хотелось ни замедлить (чтобы расслышать детали), ни ускорить (вот в недавней "Юдифи" Вивальди желание чуть-чуть подстегнуть темп возникало неоднократно). Идеальное слышание и понимание всеми музыкантами генделевской гармонии (то прозрачной, то густой, то ярко экспрессивной) и фактуры (когда нужно - нарочито лапидарной, вплоть до длительных унисонов, а иногда - полифонической или галантно-барочной).

Безупречные инструментальные соло и obligati (ария Ифис с гобоем, например - заслушаешься!). Обширная, но слаженная как один организм группа континуо: теорба, орган и клавесин (они были поставлены так, что вполне справлялась одна исполнительница), виолончели и один контрабас.



Но меня, наверное, больше всего потряс хор, певший свои номера... наизусть.
Я сперва не могла понять, что кажется глазу "не так". Когда поняла, внутренне ахнула: хор стоит без нот! Я такого никогда не встречала. Наверное, следующей стадией совершенства будет игра наизусть всего оркестра, включая континуо...

Хотя бОльшая часть моих снимков сделана в антракте и на поклонах, следующий кадр был снят во время исполнения последнего хора - чтобы запечатлеть это чудо. "Иевфай" - это, конечно, не "Израиль в Египте", где солистам почти нечего делать, а хор поёт всю дорогу, и даже не "Мессия", где приходится трудиться всем. По сути, "Иевфай" больше похож на оперу, чем на ораторию, хоры тут обрамляют действие, но не играют ведущей роли. Но всё же, всё же...
Обычно ведь во время концертных исполнений не то что хор - солисты поют по нотам.



В буклете было сказано насчёт "постановки" Кристи.
Разумеется, никакой особой режиссуры тут не наблюдалось: спев арию, солист уходил за кулисы. Но, опять же, все солисты пели наизусть и пытались играть свои роли, намечая некий сценический образ. "Маму" с "дочкой" даже визуально спутать было невозможно (а ведь в концертных исполнениях бывает, опять же, всякое).



Равным образом жених и невеста выглядели вполне органичной парой.



Всю ораторию "держал" на себе не только Кристи, но и замечательнейший Иевфай - тенор Курт Стрейт (...или Штрайт? - Streit). Высокий, стройный, статный, прекрасно владеющий своим богатым по тембру голосом, он был украшением вечера.

(На фото он стоит слева от Кристи, которому дарят букет алых роз).



В какой-то момент, слушая очередную арию Иевфая, я вдруг поймала себя на мысли: Иевфая поёт... Идоменей!.. (То, что сюжеты имеют нечто общее, ни для кого давно не секрет). Полезла в буклет. Так и есть! Идоменей - одна из коронных партий Стрейта. Оно и чувствуется, особенно в колоратурах, которые почти уже моцартовские (но в 1779-м Моцарт генделевского "Иевфая" не мог ещё знать, разве что потом, в Вене, у барона ван Свитена, да и то - не наверное).

Весьма хорош был Зебул (бас-баритон Нил Дэвис), но его роль не подразумевала особых психологических красок.

Прекрасно показал себя контртенор корейского происхождения Дэвид Дикью Ли. поначалу, наверное, волновался, но потом совсем вошёл в образ, распелся и к третьему акту уже вызывал слёзы умиления.
Вот ещё раз - жених и невеста.




А вот что касается певиц, то тут впечатление было двояким.
С одной стороны, все три (третья - эпизодическая роль Ангела в финале оратории) были чрезвычайно милы, музыкальны, культурны и старались не выходить из образа (хотя Ангел в чёрном платье - это как-то странновато... Азраил, что ли, к ним прилетел?)..




С другой стороны, всем дамам, по-моему, элементарно не хватало голоса. Не знаю, как в партере, но во втором амфитеатре их было временами не слышно, особенно при полном оркестровом сопровождении. Впрочем, милейшая Ифис (Кэтрин Уотсон) ухитрилась "утонуть" даже в прозрачнейшей арии с теорбой, флейтой и струнным пицциккато. Сам голос мне, кстати, не очень понравился; он темброво неровный, а местами и не слишком красивый. А в Генделе хочется красивых голосов, ведь у него и в ораториях пели оперные звёзды экстра-класса. Это же не кантаты Баха, где нынешние певицы усиленно подделываются под мальчиков из Томасшуле.

(Тут вспомнилось одно высказывание Рене Клеменчича, который как-то заметил, рассуждая в Московской консерватории об аутентизме, что лучше красивый голос с вибрато, чем некрасивый - без вибрато).

Прочтя в буклете про меццо-сопрано Кристину Хаммарстром (Сторге), что она пела заглавную роль в "Юлии Цезаре" Генделя и Брадаманту в "Альцине", я сильно удивилась. На мой взгляд и слух, симпатичная камерная певица с приятным тембром, но неяркими низами, которые бесследно растворяются в континуо. Для Цезаря и Брадаманты нужен голосище как у Джанет Бейкер, Мэрилин Хорн или Сары Конноли. Разве что микрофон выручит?..

Но в музыкальном отношении всё было "сделано" на высшем уровне. Всё пелось с полным погружением, проникновением и пониманием. Так что отмеченные изъяны - из серии "жемчуг мелковат"...

Концерт произвёл фурор.
Поклонники Кристи сбежались к авансцене, тянули букеты и... книжки со стихами Пушкина - для автографов (а в фойе от имени редакции "Комсомольской правды" дарили прелестно изданный пушкинский однотомничек).
Цветы из букетов Кристи раздаривал оркестрантам и солистам, а книжки покорно подписывал.




Народ никак не хотел отпускать Кристи и его музыкантов. Я не считала, сколько раз их вызывали и кричали "Браво!", но в конце концов счастливый и усталый дирижёр показал на часы.




Вообще-то да, время шло к одиннадцати.
Народ понял намёк и, тоже счастливый и усталый, разошёлся по гардеробам, троллейбусам, вагонам, квартирам...
Вернулся в обыденную холодную и тёмную ноябрьскую Москву, унося в собой память о редкостном празднике.